— Может, переждем? — крикнула я, стараясь перекричать ветер.

— Они идут!

— Но это безумие, мы заблудимся!

Назар продолжал идти, у меня не было выхода, я шла за ним. Даже не пытаясь что-либо увидеть, зажмурив глаза, которые кололо от тысяч мелких снежинок. Внезапно куртка Назара вырвалась из моих рук, я потеряла равновесие, снег ушёл из под ног, и я кубарем прокатилась вниз. Падение длилось вечность, я не убилась и ничего не сломала только потому, что снег, который забился и в рот, и в нос, и во все щели моей одежды смягчил падение. Я огляделась, как сумела. Я находилась на дне относительно неглубокой впадины. Стены уходили отвесно на несколько метров вверх, и думать не стоит вылезть самостоятельно. Снег здесь был рыхлым, я провалилась больше чем по колено, и с каждым шагом вязла все сильнее. Один плюс — ветер почти не чувствовался, лишь тоскливо выл и злобно бросал сверху горсти снега.

— Назар! — крикнула я. Он должен быть здесь, он упал первым, я за ним.

В какофонии бушующего наверху ветра мне послышался стон. Назар здесь, он где-то рядом! Не прекращая звать, я щурила глаза, пытаясь хоть что-нибудь увидеть, но безрезультатно, видно было только снег в воздухе, и светлое пятно наверху, дорогу наружу. Тогда я принялась шарить в снегу вокруг себя, и через несколько минут мои поиски увенчались успехом. Назар был жив, но ему повезло гораздо меньше чем мне. Я упала в кучу рыхлого снега, а он на выступающий из него камень. Из раны на голове сочилась едва заметная в тусклом свете кровь, и рука вывернута. Под одеждой проверить не могу, но надеюсь это просто вывих, пусть и сложный, а не перелом. Здесь мне не найти ничего, что можно было бы приспособить под шину. И как то надо выбраться, нужно укрыться от холода, чтобы осмотреть раны, помочь Назару. Подняться наверх я не сумела бы и одна, а о том, чтобы проделать это с раненым, и речи нет. Значит у меня два пути, расщелина длинная и уходит далеко в обе стороны. Осталось решить, в какую идти. Я решила идти туда, куда легче, то есть в сторону, которая едва заметно уходила вниз. Нашарила в снегу рюкзак Назара, не хватало ещё его потерять, там еда и одеяла, закинула его на своё плечо. И поволокла раненого по выбранному пути. Идти приходилось медленно, снег был мягким, ноги проваливались, Назар очень тяжёлым. Но шаг за шагом я продвигалась, правда, сама не знала куда. Наконец, через бесчетное количество минут я увидела козырёк, углубление в скале, почти пещеру. Оно было неглубоким, метра четыре от силы, я дотащила Назара до самого конца и положила на камни, предварительно подстелив под него шкуру. Затем вернулась на сотню метров назад, там по пути мне встретилась кривая соседка, маленькая, рыжая и растерявшая почти все свои иголки. Сдалась, не сумела выжить в этом царстве сумрака и снега. Её ствол был чуть шире моей руки, но корнями она так цеплялась за камень, что выдернуть я её не смогла. Пришлось долго и упорно рубить её ножом Назара, то, что у него получалось играючи, у меня вышло лишь минут через пятнадцать. В пещерки я порубила её на куски, из меньшей части сложила костерок, и зажгла его, пользуясь огнивом Назара. Огонь медленно, нехотя, и не с первой попытки занялся. В его неверном свете я сняла с Назара куртку и осмотрела плечо. Слава богу, вывих. С этим я справлюсь, даже хорошо, что он без сознания. Вправив кость и наложив фиксирующую повязку, я занялась головой. Наложила три шва, прополоснула настоем снежной ягодой, который забрала в доме отшельника, и тоже завязала. На первый взгляд ничего страшного, но в сознание он не приходит. Легла на шкуру рядом с ним, от уличной стужи нас отделял костер, в который я положила ещё две дефицитные палки. Грел он мало, зато успокаивал. Накрыла нас одеялами и уснула.

Проснулась, даже не зная, сколько поспала. Жара у Назара не было, мне оставалось лишь ждать и надеяться, что все будет хорошо, других травм я не обнаружила. Огонь почти погас, я подкинула в него ещё три поленышка, заварила горячего отвара и приготовила кашу, горячую, которую поела, постанывая от наслаждения.

— Погаси огонь, — раздался шепот Назара. — Пока не поздно.

— Но там такая метель наверху, я не думаю, что они нас ищут.

— Прислушайся.

И в самом деле, я и не заметила, что ветер унялся. С грустью забросала огонь снегом и повернулась к Назару.

— Зато у нас каша горячая. Будешь?

Он, казалось, почти оправился. Нет, рука, конечно, болела, и пользоваться ею полноценно ближайшие дни он не сможет, но, по крайней мере сел, смог без проблем поесть и попить. Затем вновь ненадолго забылся сном. Снаружи похоже был вечер, в нашем ущелье стало почти совсем темно. Я развлекалась тем, что стучала сапогом о камень, пытаясь выбить застрявший в подошве камешек, когда Назар схватил меня за руку.

— Тихо, — шепнул он.

Я прислушалась, но ничего не услышала. Только чуть слышный шепот успокоившегося ветра, все. Но Назар был насторожен. Я закрыла глаза и сконцентрировалась. Пыталась разложить звуки по полочкам, обычно это удавалось мне без труда, звуки все ещё были для меня в новинку. Вот посвистывает ветер. Вот снежная крошка сыплется сверху и с шелестом скользит вниз по каменной стене. Напрягшись изо всех сил, я вычленила инородный звук. Лёгкий скрип. Именно так слежавшийся снег недавно отзывался на мои шаги. Он был так тих и далёк, что если бы не Назар, я бы не услышала. Несколько томительных минут, и те, кто скрипел сапогами подошли совсем близко, к краю расщелины, в которой мы скрывались. Ссыпался вниз потревоженный снег, мне казалось, что я слышу прерывистое дыхание своих преследователей. Замерев, я боялась шевелиться, даже повернуться, чтобы посмотреть на Назара.

— С чего ты взял, что они пошли в эту сторону? — раздался сиплый голос. Слышимость была такая, что казалось, говорящий стоит прямо над моей головой.

— Я чувствую запах дыма. Много ты знаешь безумцев, которые пойдут не проторенным путём да ещё и в это время года?

— Назар безумен, но не глуп. Во-первых, он не стал бы жечь огонь. Во вторых, в эту сторону он бы точно не пошёл. Это тупик. Это дырка в камне, над которой мы стоим, глубиной метров семь. В правую сторону она углубится и уйдёт в гору. Влево — оборвётся в реку. Летом по дну талые воды бегут. Перепрыгнуть через неё они не могли, а внутрь в здравом уме никто не полезет. Нам сказали, что при стычке его неплохо ранили, а он ещё и с бабой. Говорю тебе, выше они пошли.

— Не знаю. Знаю только, что они где-то рядом.

— Пойдем вдоль трещины выше, это единственный путь, где её можно обойти.

Вновь заскрипел, а потом и стих снег под сапогами. Я молчала. Если мы так хорошо их слышали, то может быть и наоборот. В тишине мы выждали ещё минут десять, а затем стали торопливо собираться.

— Куда? — шепотом спросила я.

— А у нас есть выбор? — едко поинтересовался Назар. — Вправо нас ждут, наверх мы с моей рукой точно не влезем. Пока будем карабкаться, нас уже будут поджидать. Пойдём в единственную оставшуюся сторону.

— Но там же река!

— Предлагаешь остаться и ждать, когда они поймут, что, кроме как в эту дырку, мы деться никуда не могли?

Мне ничего не оставалось, только идти за ним. Сверху светило тусклое вечернее солнце, едва видное из-за туч, а в нашей расщелине было совсем сумрачно. Назар шёл ходко, я не поспевала. Вытаскивая ноги из снега, который был плотным наверху, а здесь, словно каша, мы шли до тех пор, пока не свалилась темнота. Затем вновь началась буря, мы замотались в шкуру и сидели, прижавшись друг к другу, позволяя снегу заметать нас. Снег под нами утрамбовался от тяжести наших тел и теплоты дыхания, так мы и уснули. Утром от холода и неудобной позы во сне, я с трудом разогнула спину. Зато следов за нами не осталось, лишь снег. А к полудню я услышала рокот реки, которой мы достигли лишь к вечеру. Расщелина кончалась, резко обрываясь. А снизу далеко-далеко, пенясь, билась среди камней река. Казалось, что до неё бесчисленное количество метров, было страшно даже смотреть и просто подходить к краю.