— Анвар, — наконец, не выдержала я, — а что случилось с жителями этой деревни?

— Пустынники. Старых убили, остальных угнали на продажу. У древолазов очень красивые женщины, стройные, высокие, рыжие и светлоглазые. Очень ценятся на рынке. Осталось от всей деревни старик да два мальца, что спрятаться успели.

— Но здесь, на своих деревьях, они же неприступны!

— Не для умелых бойцов. У пустынников уже много приемов против местного люда. Все больше пустых деревень. Древолазы бросают дома и уходят дальше на север.

— Меня к ним везут, да? В пустыню?

Анвар не ответил. Заворочался чуть слышно, засопел старательно. Я вздохнула.

— Ты знаешь, что они приносят в жертву матерей?

— Глупости все это. Страшные сказки. Спите.

На следующее утро мы тронулись дальше. Леса поредели, исполинов становилось все меньше, а я уже так привыкла идти в тени их величия. Зато на горизонте показались горы. Я вновь обратилась к Анвару.

— Это те же самые горы. По тракту мы не пройдем, нас будут ждать воины Валлиара. Пойдем путем пустынников. Я уже был тут в прошлом году.

У самых гор, которые пугали своей неприступностью, мы встали лагерем. А вечером пришли они. Десяток худых, смуглых мужчин гнали целую толпу изможденных женщин. Наверно из древолазов, они и правда были очень красивы. Это было видно даже через печать горя на их лицах, спутанные и грязные волосы были густы, исхудавшие тела грациозны. Ноги их были опутаны веревками, к длинной цепи приковано по одной руке каждой женщины. Я не верила глазам своим. Сердце разрывалось от жалости.

Мужчины же гоготали, кидали на меня вопросительные взгляды. Назар ответил им грубым окриком и отвел меня в дальнюю часть лагеря, к шатру.

— Им на глаза лишний раз не показывайся.

— Но эти женщины! Неужели мы ничего не сделаем, чтобы облегчить их долю?

— Думайте о своей доле, — бросил Назар и ушел.

Я старательно думала. В свете открывшегося она не радовала. Мужчины измывались над несчастными всю ночь. То и дело тишина прорезалась очередным криком, я вздрагивала. И искренне надеялась, что Анвар и Назар не участвуют в этих забавах. Анвар еще совсем ребенок. А Назар… Я не хотела видеть его насильником и не хотела, чтоб его обвивали руки женщины. Мои чувства меня саму смущали, но это было обычной, доселе мне неведомой ревностью.

Утром мы с Анваром пошли за грибами. Затянули дожди, грибы водились тут в изобилии, внося хоть какое-то разнообразие в наш скудный рацион. Я ворошила палкой прелые листья, из-под них показывались округлые, крепкие головки. Я собирала все подряд, потом Анвар со смехом выбрасывал половину. Иногда вскидывала глаза к горизонту, который манил меня своей недостижимостью. Сбежать бы из этого лагеря, воздух которого пропах похотью и безнадежностью. В этом мире бескрайних лесов и высоких гор я бы сумела найти себе место. Но в пределах видимости то и дело показывалась чья-нибудь долговязая фигура. Даже в объятьях рыжих женщин, они не забывали о том, что я им нужна.

— Анвар, отпусти меня.

— Все решает Назар, — подросток, не взглянув на меня, склонился над грибами.

— Ты же видишь, как они относятся к женщинам. Это дикий, необузданный народ. Я рожу маленького дикого ребеночка, а потом его напоят моей кровью.

— Это сказки! — вспыхнул Анвар.

Между тем наш лагерь становился все больше. Приводились пленные люди, на огромных волах тащили контрафактную, как я поняла, поклажу. Небо над горами собиралось тучами, пустынники роптали, тыча в него пальцами, и собирались в путь. В тот день я шла от ручья, привычно огибая лагерь, в него я не совалась. Анвар задержался сзади, он нес два полных ведра воды, прогибаясь под их весом. Этой тропкой я ходила уже неделю, и даже под ноги не смотрела. Кусты затрещали и раздвинулись, передо мной появился нетрезвый мужчина. Осклабился, показав в улыбке частокол кривых зубов. Схватил меня за руку и поволок за собой. Он был пьян, но сила в его руках была медвежья. Я закричала и забилась, пытаясь вырваться, но меня повалили на землю, придавив сверху тяжелым телом. Мужчина взревел и дернулся, я увидела, как отлетает далеко в сторону Анвар, на его рубахе была кровь. Неужели я стану причиной гибели этого мальчика? Одежда моя трещала, расходясь по швам под напором могучих рук, в моей голове бились разные, и большей частью нелепые мысли. Казалось, какая-то часть моего мозга лишь отстраненно размышляла в сторонке в то время, как я билась за свою жизнь. Мне, жившей большую часть жизни в личине домашнего кролика, вдруг стало нестерпимо обидно лежать под этим вонючим мужиком просто потому, что я слабее. Я извернулась, пытаясь отталкивать руками его тело, и, что было сил, врезала коленом туда, куда бьют все умеющие за себя постоять героини. Мужчина рыкнул, мне досталась оплеуха, от которой в глазах потемнело. Он вновь на меня навалился, уже избавившись от одежды. Краем глаза я видела то, что ни сколько не пострадало от моего удара, гордо торчало вперед, ужасая своими размерами. Я представила, как он пронзает меня насквозь, закричала, и, что было сил, вцепилась зубами в то, что было рядом. Ухо насильника. Рот наполнился кровью, она хлынула в мое горло, заставив закашляться и разжать зубы. Мужчина обезумел от боли, удары сыпались на меня один за другим, но внезапно он захрипел и рухнул на меня всей своей массой. Затем я увидела над собой лицо Назара. Мужчину с меня стянули, я села на земле, стараясь не смотреть на насильника и нож, торчащий из его спины, куталась в обрывки одежды, пыталась прикрыть наготу руками, и стучала зубами, не в силах стряхнуть с себя пережитый ужас.

— Он сделал это? — Назар присел передо мной на корточки и накинул на мои плечи свою рубашку. — Надругался над тобой?

— Нннет, — выдавила я из себя. — Не успел.

— Ты молодец, — похвалил меня Назар. — Не растерялась.

— А Анвар? Как он?

— Жить будет. Штопают в лагере, и как добежал, кишки не растеряв, удивительно.

Назар поставил меня на ноги перед собой. Я стояла и смотрела в землю, не в силах поднять на него взгляд. В голове моей мутилось, ноги подгибались. И Назар… Мне показалось наверно, но его пальцы, застегивая рубашку на моей обнаженной груди, чуть подрагивали. На руках он нес меня до нашего шатра. Я привалилась головой к его груди и закрыла глаза, прислушиваясь к биению сердца. И думала. Ведь Назар из той же шайки. Он видит всех этих измученных женщин. Быть может, даже ходит к ним по ночам… Промышляет на дороге, если все эти бандиты знают его по имени. Отчего же у его груди так сладко млеется, кидая в жар? Ничем он того насильника не лучше и бережет вовсе не для себя.

Теперь Назар спал прямо у входа в мой шатер. Меня бросало в жар, и одновременно дарило уверенность: он тут, вовсе не ходит к пленницам. Анвар быстро пошел на поправку и через два дня, сгибаясь, как старый дед, вышел на улицу. К нам на огонек залетал Умник — именно так звали мыша. Умён он был невероятно, правда, душу готовый продать за кусочек копченого мяса.

Объявили всеобщий сбор. Явившийся Назар сказал, что с рассветом выходим. Рассвет настал, и мы двинулись к горам. Никакой дороги как таковой не было, лишь торная тропа. Она петляла меж скал, карабкалась к вершинам, катилась с них же вниз. Караван шел вытянувшись длинной цепочкой, большая часть мужчин и все пленницы пешком. Вечером на привалах, проходя мимо исхудавших женщин, я совала в их руки то краюху хлеба, то полоску вяленого мяса. А ночью мы лежали, прижавшись с Анваром друг к другу, холодно было очень. Стеснения мы не испытывали, для меня он был ребенком, а я для него обузой, госпожой без роду и племени.

— Госпожа, — шептал он в ночи. — Расскажите, про свой мир.

— Анвар, я и так рассказываю каждый вечер.

Рассказывала про людей. Про самолеты— в них он не верил. Что женщины публично ходят в неглиже тоже. Но рассказов все равно требовал. Его завораживали небоскребы в сотню этажей, автомобили, поезда. Сколько бы я не сказала, ему было мало. Мы лежали, прижавшись друг к другу в темноте, на веревке над нами раскачивался Умник. В какой-то момент я стала замечать, что и Назар старается прийти к шатру до начала рассказов. И отчего-то возгордилась.